[vasia16com]

Название: Опаздывать не хорошо
Фэндом: сериал "Интерны"
Пэйринг: А.Е. Быков/Фил Ричардс
Рейтинг: R, стремящийся к NC-17

Фил опаздывал на работу не меньше, чем на полчаса, и, о ужас! На входе в больницу столкнулся с самим Великим и Ужасным Быковым.
- Доброе утро, Андрей Евгеньевич!
Фил ,как всегда, трогательно хлопал глазками и мило улыбался сердитому доктору, который явно не собирался отказывать себе в удовольствии всыпать юному американцу по первое число.
- Утро? Переводи часы, америкашка безмозглая - ты не в стране фаст-фуда, и здесь другой часовой пояс! А может, тебя к окулисту отправить? А то на часах фигу видишь, янки тупоголовый!
- Простите, Андрей Евгеньевич, этого больше не повторится. Я виноват и готов, чтобы вы меня наказали.
Быков прищурился, ухмыляясь и хитро перебирая мысли о грязных способах наказания. Злиться на это наивное трогательное создание с щенячьим взглядом он не мог, но часто размышлял на неприличные темы - иногда, глядя на красивые губы и вслушиваясь в волнующий акцент, он представлял, как тот будет лежать перед ним, всесильным и властным, и умолять, стесняясь и боясь, робко просить перестать, прожигая умоляющим взглядом, и жмуриться от резких движений, запрокидывая голову, хватая воздух приоткрытым ртом, облизывая пересохшие губы...
Андрей Евгеньевич поспешно тряхнул головой, отгоняя эти мысли, как наваждение.
- Я придумаю для тебя достойную кару, недоразумение ты иностранное, - со вздохом произнес Быков. - И у меня для этого куча времени, пока ты будешь бегать по больнице и - ключевое слово -РАБОТАТЬ! - заорал врач прямо в ухо зажмурившемуся интерну.
Юный доктор Ричардс поспешно ретировался от греха подальше, стараясь не вызывать еще больше гнева на свою несчастную голову со стороны грозного начальства.
Истории болезни, обследования, диагнозы, суетливая беготня и обеденное чаепитие - день проходил в обычном ритме, увлекая в свою суету. Лишь Фил иногда возвращался к навязчивым мыслям о том, что же придумает для него изобретательный главврач к концу рабочего дня.

***
Андрей Евгеньевич был точно уверен, что он остался в больнице совершенно один. Тишина, темнота, коньяк и размеренное тиканье часов дарило ему блаженное чувство уединения, релакса и возможности помечтать. Он откинулся на спинку дивана, грея в руке бокал с янтарной жидкостью, закрывая глаза, листая книгу своих фантазий... В этот раз ему никто не мешал.
Он представлял себе это не раз, подчас срываясь и выдавая себя, хотя бы и язвительно сводя все на нет после, надеясь на наивность и американский образ мыслей. Он делал поблажки Ричардсу, ссылаясь при Романенко и Лобанове на ум и старательность того - а сам понимал, что у него крыша съезжает от этого чуть картавого, местами неправильного, но вызывающе эротичного выговора на американский лад... Он забывал очередное оскорбление, оставаясь наедине с этим чудаковатым симпатичным парнем, когда замечал этот взгляд распахнутых и перепуганных темных глазенок: хотя Фил был выше, он умудрялся смотреть как будто бы снизу вверх, и покорность в его глазах была почти пошлой...
Он тысячу раз вспоминал ту разбитую чашку, когда даже у бесстрашной Любы сперло дыханье от страха пред гневом Быкова, а это дурное, милое создание всего лишь пыталось поверить, что начальник к нему лучше относится. Больше его любит. Ох, как опасными были те самые слова - ведь бедный интерн и не знал, как именно мечтает его "любить" главврач.
Как он мечтает делать это прямо на диване, прямо в ординаторской, с бессмысленной жестокостью, вымещая на Фила все свои страдания. А он страдал и мучился, не понимая, отчего его так влечет к своему интерну. К мужчине. Похотливо, грязно и жадно.
О, он мечтал делать ему больно, он мечтал даже бить его, мучить, унижать и подчинять, глядя на молчаливый страх и смиренную покорность. Он мечтал заставлять его задыхаться, хватать за волосы и рывком опускать на колени. Видеть страх в этих честных глазах, когда звук расстегиваемой молнии сменяется видом его возбужденного органа прямо перед глазами парня. И, когда тот послушно принимает его в рот, заставлять давиться и кашлять, вызывать невольные слезы, подчинять и мучить.
Он хотел Фила полностью. Овладеть его дрожащим от страха и боли телом, по-звериному и сзади, вновь хватая за волосы, поднимая его голову вверх и глядя в полные отчаяния глаза. Он хотел вызывать стоны, даже крики, и для этого он мог бы быть очень грубым и резким, лишь бы слушать его голос, лишь бы тот умолял и кричал в его руках...
***
Он был совершенно один. Никого вокруг - лишь молчаливый собеседник-стакан и не страшно быть увиденным. Расстегнутая ширинка и джинсы, спущенные до колен, вместе со стянутым рывком бельем, и рваные движения рукой, под такое же рваное и срывающееся дыхание, пока воздуха не стало слишком мало, и тело не свело в последней, финальной судороге. Откинувшись назад, Быков хрипло дышал, закрыв глаза, приводя свой пульс в норму.
Что-то скрипнуло рядом. Он в ужасе вздрогнул, застигнутый врасплох за таким грязным занятием. Натянув одежду на свое место, Андрей Евгеньевич повернулся
Фил Ричардс стоял и смотрел на него. Наблюдал, не стесняясь и не боясь.
- Что вылупился, недоумок иностранный? Не дай тебе господь кому-то заикнуться о том, на что ты только что так жадно пялился, как школьник на родительскую порнуху. Не то я задушу тебя своими же руками, сволочь ты эдакая!
Сказано это было негромко, но с таким чувством, что вновь в глазах Фильки устойчиво вспыхнул страх, так любимый его начальником. От Быкова этот факт не ускользнул, и вновь вызвал искру сумасшедшего, больного желания, отразившегося чертями в глазах.
- Нет-нет, Андрей Евгеньевич... это не то, что вы подумали... я просто не хотел мешать... Я пришел, чтобы получить свое наказание за то, что опоздал. Вы ведь должны были наказать меня, вы собирались... Боже мой, теперь вы накажете меня еще больше!
Несчастный Фил вжался в угол и закрыл лицо руками, но не убежал, еще раз ярко выражая свой безудержный страх вперемежку с рабской покорностью. Он боялся, и был готов на все. Это был шанс, и Быков не мог упустить его - отступать было некуда, да и терять, считай, нечего, ведь он итак уже себя скомпрометировал в глазах Ричардса.
- Я накажу тебя, любопытный щенок, - зло шептал он, надвигаясь на мальчика. - Я буду развлекаться с тобой здесь, как захочу, и никто тебя не услышит. Хочешь - кричи! Ну давай же, Филимон, ори, зови на помощь!
Андрей вжал его в стену своим весом, хватая за подбородок, заглядывая в глаза.
- Ты ведь давно смотрел, да? Отвечай мне, поганец! Смотрел?
Фил затравленно кивнул.
- Ты стоял и смотрел, затаив дыхание, во все глаза. Да тебе это нравится, я прав?
Фил зажмурился и молчал.
- Давай же, признайся мне, шлюшка ты маленькая, тебе нравятся мужские члены? Ты ведь хотел смотреть?
-Да.
Парень обреченно кивнул и задрожал. Звонкая оплеуха чуть не сбила его с ног, затем Быков схватил его за шиворот и толкнул на диван.
- Я накажу тебя, как настоящую сучку, Филька, я дам тебе то, что ты так любишь. Ты же любишь члены? Ты же так жадно смотришь на них? Сейчас будешь чувствовать, сейчас я тебе предоставлю это удовольствие!
Это был уже не просто нервный и грубоватый врач. Это был сумасшедший, почти что маньяк. Он снял свою рубашку и сел верхом на Фила. задрал его джемпер, рванул на себя ремень брюк, дергая за пуговицу, когда его руки соприкоснулись с руками Фильки.
- Я... сам. Я сам, Андрей Евгеньевич.
Он расстегнул свои брюки, поднимая бедра, позволяя раздевать себя. Избавился от одежды полностью, послушно ложась обратно на диван. Позволял оставлять на теле грубые поцелуи-укусы, кусая губы и не в силах сдерживать стоны и слова - он был в точностью таким, как хотел Быков. Он позволил настойчивым рукам причинять себе боль, сгорая от стыда, и Андрей не желал уже быть таким грубым с мальчишкой. Овладел им почти аккуратно, сжимая, удерживая рвущееся тело, кусая губы парня и затыкая ему рот; Фил же вскрикивал, дрожал и вырывался, забыв о покорности, умоляя отпустить, но продолжал давать себя мучить.
Филу было жарко и почти уже не больно, он привыкал к этому тягучему ритму, как привыкает ко всему молодое, здоровое тело. Пот струился по лицу от дикого напряжения, губы опухли, и голос сорвался на хрип, когда мучитель начал ласкать его, пробуждая всю нерастраченную чувственность. Минута, другая... они сливались в воспаленном мозгу Фила, когда он начал чувствовать, как отзывается его тело. Подавался навстречу этим ласкам, позволяя слишком много.
Быков хрипло выдохнул и выругался, кончая. Прижал к себе Фила, и резкими, ритмичными движениями довел его до оргазма, после чего отпустил. Выпил коньяк с горла, аккуратно оделся, подал интерну его смятые вещи.
- Можешь считать, что я наказал тебя за все на свете, Фил Ричардс. Разрешаю опаздывать и косячить хоть каждый день - я буду наказывать тебя. Жестоко наказывать.
Андрей Евгеньевич громко рассмеялся и вышел, насвистывая мотив, известный лишь ему одному.
***
Фил сидел на диване, и устало улыбался - теперь-то он точно знал, кого Андрей Евгеньевич любит больше...